Глава 5. КАТЯ.

Как же она на него злится!
К концу дня от этого даже ноют кулаки – возмущаются перенапряженные за день мышцы. Вечерами, сосредоточившись в свете ночника, она по одному разгибает занемевшие пальцы. Силой воли разглаживает свою ладонь, чтобы вновь непроизвольно ее сжать, сваливаясь в очередную вязкость сна.

Сутки сменяются следующими. И снова, снова.

…не скрадывая злость.

Она злится, когда утром прижимается губами к его вспотевшему виску.

Злится, вдыхая запах его клетчатой рубашки – за несколько секунд до включения стиральной машины.
Стирает пыль с рамки прошлогодней хорватской фотографии (он – по пояс в море, Женька хохочущим комочком подброшена в воздух, брызги еще не взлетели) – и злится.
Убирает в коробку его футбольные ботинки, включает телевизор, напряженно ждет показатели тонометра, задвигает шторы, читает статьи в медицинских журналах, просто стоит и смотрит на него.
Катя злится на Костю.

Катя (которая любит) злится на Костю (которого любит). Здоровая женщина злится на парализованного инсультника. И только не надо псевдообъяснений!

Поверьте - сейчас не про: на кого ты меня бросил?, почему не сходил к врачу?, зачем загубил мою жизнь?, как мне теперь отдать долги?

Глупости. Все эти вопросы еще не пришли ей в голову, и, даже возникнув, они не спровоцируют ни капли раздражения.

Злость, зажатая в кулаках, - про другое. Катя вполне способна узнать ее.

Много лет назад Катина мама простудилась. Воспаление легких может быть приключением (не очень приятным, но банальным), а может наложиться на возраст человека. Наложилось. Хотя и не был он большим – этот возраст.
И мама угасала стремительно. Поднося чай к выбеленным дрожащим губам, Катя сходила с ума от легкости худой спины, которую поддерживала ее рука. Сердилась и на мамины стоны, и на ее терпеливое мужество, на исчезнувший аппетит и фальшивую бодрость. Как же сильно она ее любила. Как обижалась на нее. Задыхалась от нежности. Не могла простить.
Катя поняла все через четыре дня после прощания с мамой. Злость – как попытка избежать боль. Бессмысленная и потешная самозащита души. Ров без воды вокруг крепостной стены неминуемого расставания. Наша детская затея - растить обиду, чтобы

потом не так сильно скучать. Злиться, чтобы отринуть бесконечную значимость любимого человека.
Принижать то, что не в силах отпустить.
Как часто взрослые дети трясутся от гнева рядом со своими стариками. Так отчаянно трусит любовь.
Катя выла, прижавшись лбом к рулю. Мамы больше не было. И ничего не сработало. А сейчас болен ее Костя. Какие банки? Даты выплат? О чем вы? В больнице сказали,
что приступ может повториться… Гарантий – нет: он тоже может исчезнуть.
Включаем оборону.
Катя разрезает упаковку котлет. Вздрагивает от яростного треска: холодные полуфабрикаты потревожили раскаленное на сковородке масло.
Последнее время неожиданные звуки выдергивают Катю из довольно странного места – некой светлой комнаты с толстыми полупрозрачными стенами. Реальность сквозь эти стены просматривается смутно, назойливый шум мира и вовсе не слышен. Находясь под защитой комнаты, Катя успешно справляется с обязательными делами, готовит еду, моет Костю, заплетает Женины волосы, меняет судно, застилает кровати и раскладывает по разноцветным отсекам суточную дозу таблеток. Очень удобно: пока тело автоматически ухаживает за больным мужем, ты, спрятавшись в безопасном пространстве, размышляешь о природе злости, например. Иногда Катя даже позволяет себе лениво подумать про необходимость выплат по кредитам. Комната милостиво превращает суммы в абстракцию. Их величина, проценты штрафов, привязанность к каким-то срокам – лишь цифры в заметках телефона.
Нет, Катя не сходит с ума, но и от белесых стен отказаться она пока не в силах. Пусть будут. Вот только Женьку сквозь них совсем не слышно. Дочка скользит где-то по периферии сознания: осознанно избегаемая критическая масса, способная обрушить всю конструкцию. Весь этот месяц Катя почти не общается с Женей, да девочка и сама не особо лезет с разговорами. Маленькая грустная тень, то и дело замирающая возле Костиной кровати.
Ну ничего. Я успею ей помочь. Только чуть позже.
Долги как-нибудь выплатятся. Есть же, в конце концов, благотворительные фонды, интернет с множащимися аватарами незнакомых друзей, ежедневные шестые рукопожатия. Может быть, где-то даже есть приятели из крови и плоти… Достаточно заикнуться – люди войдут в ее ситуацию.
Стекла стен белой комнаты вдруг исчезают, Катя усмехается жестко и обреченно.
Она сама ни разу не перевела ни копейки в ответ на бесконечно всплывающие просьбы о сострадании. И на это даже не было какой-то принципиальной причины. Торопливо скользила взглядом вниз, избегала страшных словосочетаний и бьющих в сердце фотографий.
Так-то, Катенька.
Похоже, просить мы не будем. Что еще?
Машины она продала сразу после Костиного переезда из клиники в квартиру: это закрывало один – сравнительно небольшой – кредит.
Отдавая ключи от своего мерседеса, вдруг неожиданно для самой себя погладила фару.
Тогда в автосалоне Костя смешно светился гордостью, презентуя жене сюрприз: сотрудники в спецовках с узнаваемым логотипом сдернули с машины покрывало и подарили Кате букет темно-красных роз. Изгиб синей крыши сверкнул полировкой. Она нервно засмеялась от возбуждения и восторга. Обняв пальцами кожу руля, смотрела сквозь стекло на мужа. Только на него.
Глупо жалеть о продаже машины, теряя весь свой мир.

А, кстати… Напомни. О чем ты там переживала - ну до инсульта? Писательница ты наша. Будущая.
Катя растерянно вдыхает назойливый запах жареных котлет. Восемь штук? Зачем так много? Убавляет газ, встряхивает сковородку и, сглатывая тошноту, морщится от ряби жирной жидкости на чугунном дне. Ну да. Сегодня приедет Наталья Михайловна. Сказала по телефону, что везет клюкву и сногсшибательную идею. Клюква, очевидно, для Женьки: свекровь помешана на благотворности естественного закисления детского организма. Ну а идея? Боюсь, этот подарочек – для тебя, моя сбегающая от мира деточка.
Главное, чтобы Костина мама снова не завела волынку про лечение постинсультного состояния гомеопатией. У Кати вряд ли получится и в этот раз отказаться достаточно вежливо. При выписке врачи недвусмысленно рассказали, к чему могут привести подобные эксперименты с сосудами больного. Кстати, странно, что врач столько раз возвращался к опасностям народной (ну или какой там?) медицины – похоже, Наталья Михайловна успела и его посвятить в свои планы реабилитации сына.
Да ладно. Вежливо или нет, но Катя все равно не разрешит.

-         Жень, открой дверь! Звонят же. Бабушка, наверное…